Гелиан Прохоров
1. Крестообразность времени
Напоминание о Христе для каждого из нас, европейцев, есть напоминание о Вечности в нашей жизни. Вечность — и запредельна для нас, смертных людей, но и столь же, как мы сами, реальна. Запредельна — как предшествующая Прошлому, давно прошедшая, уступившая место Времени, и как имеющая место в Будущем, когда «времени уже не будет» (Откр. 10, 6). В русской средневековой литературе «будущим» называется именно Царствие небесное. А реальна Вечность как ныне, сейчас, присутствующая в нашей жизни. Каким же образом она в нашей жизни присутствует? Мы ведь временны. «Ограниченные здесь временем, мы причастимся вечности, когда дойдем до нетленного и неизменного века», — пишет Дионисий Ареопагит («О божественных именах», 10, 3). Но Вечность как противоположность предельно малому количеству времени, Мигу, Мгновению, Моменту, явлению вполне реальному, — столь же реальному, как наши Прошлое и Будущее, — присутствует в нашей жизни уже сейчас, хотим мы этого или не хотим. Вечность не менее, чем Прошлое, Миг и Будущее, «физически» и «психологически», умозрительно, реальна, потому что она — одна из сторон нашего «Я». Ведь именно по сторонам от нас, со всех сторон «Нас» окружая, соприкасаясь с «Нами», — и нигде больше! — существуют мыслимые нами времена и вневременье. Дионисий Ареопагит, а следом за ним и его комментатор называют человеческие души «и временными, и вечными» (Там же, толкование 8).
Придавая хоть какой-то смысл своему Настоящему, мы просто не можем не связывать его с другими временами, с тем или иным другим временем либо с вневременьем. Ибо без них Настоящее в нашем сознании просто не способно существовать. Стоит нам начать о нем думать, как приходится думать и о его соседях. Ведь Настоящее — это то, что еще не прошло, но не то, что еще не пришло. Поэтому оно — между Прошлым и Будущим. А где же Вечность? За Прошлым и Будущим? — Да, и там, но и гораздо ближе: «Вечность — во времени, и время — в вечности», — говорил об их взаимопроникнутости Дионисий Ареопагит (там же).
Символ Вечности — небо: Творец и времени, и вечности, Христос вознесся на небо, в вечное Царствие небесное, и придет в конце времен с вечных небес. Естественно, стало быть, думать, что Вечность — над нами, вверху. Ее противоположность, Момент, оказывается, таким образом, по другую сторону от «Нас» — внизу. Так что, проводя мысленный взор сверху, от Вечности, вниз, мы видим, что Настоящее — это то, что не вечно, ибо пройдет, но и не моментально, ибо длится. Получается, что Настоящее — центр креста, верх которого — Вечность, низ — Миг, а стороны — Прошлое и Будущее. Время крестообразно!
А концы этого креста из времен и вневременья — это стороны нашего «Я», личности каждого человека. Ведь каждый из нас как продолжатель рода, сын своих родителей, есть Прошлое-в-Настоящем; каждый из нас как человек, готовый что-то сделать, есть Будущее-в-Настоящем: каждый из нас как человек, иногда наслаждающийся жизнью, есть Миг-в-Настоящем: и каждый из нас как христианин, член Церкви, клеточка Тела Христова, есть Вечность-в-Настоящем. Мы — место встречи времен и вневременья, серединка, перекрестье креста.
Из Нового Завета мы знаем, что Иисус Христос был Сыном Божиим и человеческим, значит, являл Собой Вечность-в-Настоящем. Он имел славу у Отца «прежде бытия мира» (Но. 17, 5), а родился во времени, как всякий человек. Значит, Бог-Любовь (1 Ио. 4, 8) воссоединил в Себе, в одной из Своих ипостасей, божественную Вечность и человеческое Настоящее. В догматике христианской Церкви Сын Божий и определен как ипостась, то есть личность, совместившая в Себе по воплощении несовместимое — Божью и человеческую природы, бессмертность и смертность.
Они совместились неслиянно, ибо несовместимы, и нераздельно, ибо совместились в «неделимом» (греческие слова «ипостась», «атом» и латинское «индивидуум» как раз на это и указывают).
Заметим, что именно так связаны с Настоящим все остальные времена — неслиянно, ибо если они с ним сольются, то уже и не отличатся от него; и нераздельно, ибо если разделятся, то разрушится то, относительно чего, благодаря чему они и существуют-личность, народ, культура. Заметим, что только личность, народ, культура и могут связать времена и вневременье в крест. Заметим также, что Своим воплощением, связав в Своей личности то, что и должно быть по природе вещей связано, но до тех пор связано не было, Сын Божий создал — мы это по прошествии двух тысячелетий можем сказать — модель христианской европейской личности. О Вечности знали и Будда, и Платон, но — как о несовместимой со временем. Христианский «индивидуум» свойственные ему противоположности не разрывает, а соединяет.
2. Как Вечность не впускали в историю
Надо сказать, Вечности нелегко было внедриться в Настоящее, в историю. Изо всех сил Ей препятствовали в этом Времена-в-Настоящем.
Все, кто предавал Иисуса Христа на смерть, знали, что Он невиновен. Инициаторы этого убийства, первосвященники, делали это, как сказано евангелистами (Мф. 27, 18; Мр. 15, 10), из зависти, значит, чувствуя свою слабость перед Ним и опасаясь за то, что они берегли — интегрирующие кровь Авраама, Исаака и Иакова, еврейский народ, традиции, Закон и его толкования, то есть делали это ради Прошлого-в-Настоящем. Христос ведь как Хозяин выше Прошлого ставил Вечное: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17, 3), — и говорил о решительном отделении Царствия Божия, Вечности-в-Настоящем, от самодостаточного Прошлого-в-Настоящем: «…отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф. 21, 43). Мнение первосвященника Каиафы — «Лучше одному человеку умереть за народ» (Ио. 18, 14) оказалось приговором Вечности-в-Настоящем от имени Прошлого-в-Настоящем.
Помог первосвященникам схватить Иисуса, как мы знаем, Иуда Искариот. Согласно Евангелиям, это был человек с ящиком-копилкой, неравнодушный к деньгам: он не выдержал, когда женщина, не экономя, вылила на ноги Иисуса драгоценное миро, продать которое, как он тут же прикинул, можно было за триста динариев (Ио. 12, 4-6). И своего Учителя он продал за тридцать сребреников.
«Служа страстям и нуждам человека» (А.С. Пушкин, «Скупой рыцарь»), деньги являют собой универсальный ключ к благам мира, сокровищам Момента, Мига-в-Настоящем. Сребролюбие — один из видов власти Момента над человеком, одна из трех классических страстей (наряду со сластолюбием и славолюбием). Об этих страстях из века в век будут писать христианские аскеты, начиная, по крайней мере, с IV века. В лице Иуды Искариота Миг-в-Настоящем продал Прошлому-в-Настоящем Вечность-в-Настоящем.
Римский прокуратор Понтий Пилат отлично видел, что обвиняемый Галилеянин ни в чем с римской политической точки зрения не виновен. Но именно с римской политической точки зрения, то есть исходя из интересов оптимального имперского земного Будущего, ему показалось целесообразным аборигенам-иудеям уступить. Он испугался политических осложнений из-за возможных возмущений в управляемой им провинции, в том числе осложнения собственной чиновничьей карьеры из-за доноса кесарю о его неблагонадежности, — этим ведь пригрозили ему первосвященники. Будущее-в-Настоящем, уступив давлению Прошлого-в-Настоящем, умыло руки и предало ему Вечность-в-Настоящем.
И очень скоро государственные деятели Римской империи, уже без побуждений извне и не умывая рук, — ради Прошлого и Будущего их Империи — стали предавать христиан на смерть за их христианство.
Прошлое, Миг и Будущее дружно постарались Вечность в историю не впустить.
3. Умоперемен — покаяние
Вопреки сопротивлению всех времен, Вечность в Настоящем времени осталась и в таком виде сделалась в Европе важнейшим культурообразующим явлением. Ее независимость от Прошлого не сразу стала явной. Евангелист Матфей, к примеру, как бы старается Ее оттуда вывести, начиная свое Евангелие «Родословием Иисуса Христа» (1, 1-16), каковое на деле является родословием Иосифа Обручника и связывается с Иисусом Христом не кровью, но Законом, юридически: Он — законный восприемник прав Иосифа. Попытки тех, кого называют иудеохристианами, сочетать предписания Закона с христианством оказались несостоятельными: Ветхий Завет был воспринят христианами не как средство трансляции Прошлого в Настоящее, а как свидетельство о деятельности Вечности в Прошлом, подготавливавшей Ее явление в Настоящем. Не отвергая, а дополняя Писание, христианство потребовало от человека переориентации с Прошлого на Вечность, то есть — за Прошлое, за Будущее, за Настоящее, и даже за Вечность — к их Вечному Творцу.
Предшественник, Предтеча Христа, Иоанн Креститель, проповедовал покаяние (Мф. 3, 2), и Иисус Христос начал проповедовать с призыва к покаянию (Мф. 4, 17). Покаяние, «метанойя», «умоперемена» — переориентация ума. Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» (за январь 1881 года) вздыхает о такой переориентации с «текущего»: «Что если бы мы хоть на половину только смогли заставить себя забыть про текущее и направили наше внимание на нечто совсем другое, в некую глубь, в которую, по правде, доселе и не заглядывали»; «То есть именно в повороте голов и взглядов наших совсем в иную сторону, чем до сих пор, — вот моя мысль».
Способен ли кто-нибудь, кроме человека, к «повороту голов и взглядов»? Библейский рассказ о вкушении Адамом и Евой плодов от запретного дерева как раз и имеет в виду это удивительное свойство человека, так отличающее его от всех прочих обитателей Земли да и всех иных форм существования материи, способность к «повороту голов и взглядов», переориентации ума, «умоперемене», преступлению и покаянию, к исторической изменчивости поведения. Ведь, вкусив от древа познания добра и зла, человек взялся сам решать, что это такое. Ослушание сработало как спусковой крючок: начался бесконечный процесс познавания человеком добра и зла. И это занятие резко утяжелило его жизнь.
Обглядевшись, вместо Вечного Настоящего человек увидел вокруг себя три времени и Вечность и принялся между ними выбирать, по отдельности. Соответственно переменам в своей ориентации он стал изменяться сам. Человек стал оказываться то членом рода-племени-народа, кровнородственного коллектива, то членом партии политиков-единомышленников, то человеком-наслаждаюшимся-несмотря-ни-на-что, то есть оказался переменной связью между Прошедшим, Будущим, Вечностью и Моментом. История началась как следствие «поворота голов» от Вечного к временному и продолжается по причине нестабильности их соотношения. Призыв Предтечи, Христа и Достоевского один и тот же: «повернуть головы» в исходное положение — к Непреходящему.
4. Вечность-созидатель и времена-разрушители
Вечность внедрилась в преходящее Настоящее с Воплощением Христовым и осталась в нем благодаря возникновению Церкви — осталась в церковном Слове, любовно окруженном искусствами — искусством книжников, искусством певцов и чтецов, искусством художников и искусством архитекторов, — осталось в церковных таинствах, как раз и имеющих целью таинственное внедрение Вечного в Настоящее.
Таким образом, Вечность, несмотря на сопротивление времен, соединилась с Настоящим и пребывает в истории. Христианская книжная культура с ее ансамблем искусств сплавила славянские, финские и тюркские племена, подвластные Русскому правящему роду, в единый народ. Не впускать Вечность в историю уже поздно: Она уже почти две тысячи лет в истории действует. Тысячу лет «Средних веков» прожила Западная Европа как Царство Христа-Бога и Его святых в умах и сердцах, и столько же — Восточно-Римская империя, Византия. Совсем недавно, при нас, оставила позади свое христианское тысячелетие и Россия.
Что происходит со временами, когда человек, общество вмещают в свой ум, в свою душу и в свою плоть Вечность, Слово и связанные с Ним искусства и таинства? Не оказываются ли все другие времена и связанные с ними виды словесности и искусства естественным образом унижены, если не упразднены? В самом деле, что может быть выше и полнее Настоящего, вмещающего в себя Вечность! Это ведь не мнимая безначальность и бесконечность времени-веревочки, якобы вечность, о которой говорят близорукие, не видящие начала и конца времени язычники. Христианская Вечность, Вечность-в-Настоящем, включает в себя все Прошлое, все Будущее и не роняет в пустоту как нечто обманчивое Мгновение. Может ли какое-либо время тягаться с Нею в борьбе за Настоящее? Казалось бы, никакое: убьют христианина, а он — жив в Вечности, в ней же Настоящего, Настоящего-в-Вечности преизбыточно. Ибо, по нашей вере, Христос воскрес и вознесся на небо с плотью, в раны которой можно было вложить персты. Он вознес материальное Настоящее в Вечность.
Времена, однако же, не смирились с первоначальной неудачей и, пробыв там и сям тысячелетие в подчинении у Вечности, предприняли новые попытки оторвать Ее от Настоящего и из истории вытолкнуть. Так, либеральному Сладкому Моменту попущено теперь соблазнять народ и у нас в России. При коммунистах делать это ему не позволяло Светлое Будущее: оно ревниво требовало кровавых жертвоприношений только себе. Поразительно, к какому социальному кошмару в реальности привел во всех странах социалистическо-коммунистический культ Светлого социального Будущего. Этот результат сопоставим с тем, к какому Античность привело поклонение природным силам (главная из них — в нашей крови, наших генах и связывает нас, таким образом, с Прошлым, но, конечно же, поклонение природе — это поклонение и Моменту радости жизни). Послушаем Г.К. Честертона («Франциск Ассизский»): «Греки — великие первооткрыватели исходили из очень простой и, на первый взгляд, очевидной мысли: если человек пойдет по большой дороге разума и природы, ничего плохого случиться не может (…). И не успели греки пойти по этой дороге, как с ними приключилась действительно странная вещь, такая странная, что о ней почти невозможно рассказать. (…) Мудрейшие люди в мире пожелали жить согласно природе и почти сразу занялись на редкость противоестественным делом. (…) Рим еще долго жил и рос, когда греческие его наставники уже гнили на корню, ибо не слишком спешил у них учиться. Он сохранял куда более достойный, патриархальный уклад, но, в конце концов, погиб от того же недуга, порожденного, прежде всего, языческим культом природы». Так же точно коммунизм, можно сказать, погиб от недуга социальной несправедливости, порожденного языческим культом будущего справедливого общества. Значит, Прошлое, Будущее и Момент как объекты поклонения — страшные разрушители связи времен, то есть человеческой личности и человеческого общества. Что касается поклонения Моменту в чистом виде, то разрушительность его культивации, я думаю, доказательств не требует. В наркоманах, к примеру, можно видеть подвижников и мучеников этого культа: подобно тому, как христианские аскеты жертвовали преходящими благами и сладостями Мига ради Вечности, так эти «моментослужители» жертвуют своей Вечностью, а также своими Прошлым (семейными связями) и Будущим (работой, положением в обществе) ради своего Момента. Это очевидно. Мне кажется, что либеральная «Декларация прав человека» есть тоже элемент культа Момента-в-Настоящем, хотя это менее очевидно.
Каждое из обретших свободу времен к нашим дням давно уже создало свою собственную изощренную культуру, независимую от Вечности: Будущее — всяческого рода социальные, в том числе социалистическое и коммунистическое учения, свою литературу — манифесты, программы, планы, искусство «социалистического реализма» и т. п.: Сладкий Миг — целую индустрию услаждения, включающую эротику, особого рода музыку, почти всю рекламу, наркоманию… Прошлое то и дело порождает чудовищные мифы о полноценности той или иной собственной расы, крови и неполноценности всех остальных. Мы знаем, к чему все это приводит. Но нам никуда от них не деться, и они нужны нам — и Прошлое, и Будущее, и Момент. Они опасны лишь тогда, когда становятся объектами поклонения и кажутся достижимыми прямым путем. «Если человек идет прямо, — пишет о такого рода устремлениях Г.К. Честертон (там же), — его дорога крива».
Но мы уже не в силах связать все наши расползающиеся культуры воедино. Контрреформация еще могла адаптировать в христианство открытия Ренессанса и Реформации. Но мы уже не можем, к примеру, впустить в Церковь эротику и рок, расистские и националистические теории и классовую борьбу. Единственное, что мы можем, это, чтя наших предков и переданную ими нам кровь, не забывать, Кто эту кровь сотворил; строя свое Светлое Будущее, не забывать, что мы можем быть уверенными только в том, что наступит «будущее» в древнерусском смысле — следующее за Вторым Пришествием, а также стараться следовать совету Христа — «собирать себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет, и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6, 20). Ведь Господь наш Иисус Христос мог бы, если бы хотел перестроить общество, воплотиться не в семье бедного плотника, а в семье могущественного царя; но Он предпочел обращаться к свободной юле каждого человека, хотя и «учил как власть имеющий» (Мф. 7, 29).
И ныне лишь уверенное напоминание о Христе способному к свободному выбору человеку может оказаться источником нового христианского осознания — осознания Христа как реальной Вечности-в-Настоящем, единственной, сохраняющей для нашего Настоящего и Прошлое, и Будущее, и Момент, и тем самым оказаться противоядием против самоубийственной либерально-коммунистической отравы, разрывающей нашу связь времен и тем самым погубляющей нашу европейскую коллективную и индивидуальную личность.